А это что? Ванюшка пригнулся, из-за камня вниз заглянул: на отмели, около ёлки, вырванной с корнем, нерпа лежит, пригрелась на солнышке, нежится. Солнце ещё не очень щедро греет, но она и такому рада. В первую минуту Ванюшка потянулся было к луку за спиной, но тут же руку опустил: что, у нас мяса не хватает? Налюбуюсь, дома потом такую из корня елового вырежу. Тихонько он стал по круче спускаться на берег.

Как ни осторожно пробирался, а нерпа приметила, повернулась быстро — и словно её тут и не было, даже вода не всплеснулась. Но далеко не отплыла — любопытный зверь. Тут же из воды показалась круглая головка: что, мол, такой неизвестный тут делает?

Ванюшка сразу за кучей плавника пригнулся, начал тихонько насвистывать, как его Степан учил.

Нерпе стало ещё занятнее: тихо-тихо поднырнула и опять из воды выставилась торчком, поближе, круглая головка смешно вертится во все стороны, присмотреться и прислушаться хочет.

Ванюшка так разговором с нерпой увлёкся, что опомнился, когда ей слушать надоело, нырнула и нет её, верно, из залива в море направилась. Подосадовал: «Зря столько времени потерял, а отец поспешать велел». Не скрываясь, он подошёл к куче плавника. Ёлки-то велики, и с кореньями, не с нашей ли стороны? А вот… Чужая беда! Хоть и нам на пользу, а всё же чья-то беда! Доски, тёсанные хорошо, и другие куски дерева, с какой-то посудины, сразу видно, чужестранной. Ванюшка осторожно разглядывал, поворачивал, что под силу, оттаскивал подальше от воды. На воду не надейся: она принесла, она и унесёт.

Железа нашлось достаточно: гвозди, болты, скобы разные. Он их тут же из дерева выдёргивал или топором вырубал, складывал в мешок из нерпичьей кожи. И вдруг остановился. Доска! Такого дерева Ванюшка не видывал; тёмно-красное, а по нему узор нежный из жилок посветлее. Красота! Ванюшка вытащил её из-под еловых корней, осторожно вытер рукавом и вскрикнул от удивления: вся доска обведена хитрым узором, а посредине человек вырезан, вон в кольчуге. Щитом закрывается, сам мечом замахнулся. Лицо, ну только что не говорит!

У Ванюшки дух захватило. Как люди резать-то могут! Такого бы мастера повидать, у него поучиться!

— А я, что ли, так не могу? — вдруг воскликнул он в увлечении и, не выпуская драгоценной доски из рук, кинулся к куче плавника. В кончиках пальцев ощутил уже знакомое покалывание, лишь бы дерево найти, а нож всегда за поясом.

И точно загадал: в тех же еловых корнях лежит другая красная доска, только гладкая, без резьбы. «Как для меня сготовлена, — подумал Ванюшка с удовольствием. — Нет, мастер-то себе, видно, сготовил, да не поспел, буря сгубила. А доски — родные сёстры, не разлучились, вместе их вода принесла».

Ванюшка крепко схватил обе доски, забыв даже, что домой торопился, поискал глазами — где бы присесть, чтобы сразу же за резьбу приняться. Но тут воздух вокруг потемнел и точно заплясал: крупные белые хлопья снега стеной налетели с моря, завалили вмиг весь берег, слепили глаза, дышать стало трудно.

Ванюшка растерянно огляделся. Наверх в такой буран — и думать нечего — не подняться: ветром сбросит, да и тропинки не найдёшь. Под снегом стоять — тоже радости мало. Вдруг он вспомнил: как спускался — приметил в скале под камнем какой-то ход. Хоть малое, а всё же укрытие, переждать непогоду можно. Только где она, эта расселина? Снег глаза слепит — не разберёшь.

Ванюшка прижал к груди драгоценные доски, нагнулся и, зажмурив глаза, другой рукой шарил по стене. Шаг, ещё шаг, наконец, вот и она, расселина в скале. Он проворно опустился на четвереньки и пополз в темноту. Головой несколько раз больно ударился о низкий свод, но ползти по сырому песку было мягко. Вскоре свод стал выше — голова о камни больше не ударяется. Не выпуская доски, Ванюшка осторожно поднялся на ноги. Рука свода не нащупала, пещера, видно, высока. Вой бури здесь слышался намного тише, и дуновение ветра из прохода почти не чувствовалось. Ванюшка вспомнил: проход не прямой, а с загибом, потому и света в пещере нет. Шагнул, под ногами плеснулась вода — целая лужа. Удивился: что бы это означало?

Уже не впервой бродил Ванюшка по острову в одиночку, случалось, и на охоту за гусями, а то и за оленями отправлялся один, и его стрела не хуже Степановой доставала олешка. Но одному в неизвестной пещере стало тоскливо и жутко: не шагнуть бы в темноте в провал, откуда и спасенья нет. Живо вспомнилось, как из ущелья с олешком выбирался. Но то с олешком, тоже живая душа. А здесь… И вдруг Ванюшка вздрогнул и прислушался: так и есть, ветер с моря стронул льдины, гонит их на берег. Это они в заливе грохочут, лезут друг на друга, ломаются. Нерпа-то успела ли из залива, из тесноты уйти? Льдины набьются, как в мешок, ей и головы высунуть негде будет, воздуха глотнуть.

Ванюшка представил себе, как нерпа мечется под водой, ищет продуха и везде натыкается на взбесившиеся льдины, на минуту забыл даже о себе. Но тут же почувствовал, как устали и стынут от холода мокрые ноги. Нагнулся, пошарил, нет ли где каменного выступа, чтобы сесть. Но рука нащупала уже не мокрый песок, а воду. Откуда, она взялась?

Точно холодом ему по спине дунуло. Вот оно что. Сколь долго он в этой тёмной мышеловке сидит! В море уже прилив идёт, и большая вода в пещеру пробирается. Может, и вовсе его тут затопит?

Ванюшка, не помня себя от страха, метнулся к выходу. Вода уже поднялась на четверть. Ещё бы немного, и вовсе на волю не выбраться. Но сейчас ещё можно. Ледяная, вода сразу пропитала одежду, попала в рукава. Он этого не заметил, полз, задыхаясь, ударялся головой, плечами о выступы прохода. Скорей! Скорей! Пусть снег, ветер, но небо над головой, а не каменная, непроглядная темнота.

Наконец, впереди посветлело. Выбрался! Ванюшка вскочил на ноги, крикнул, — но сам этого крика не услышал, — и тут же зашатался, стукнулся спиной о скалу, такой бешеный вихрь ударил ему в лицо.

Медлить было некогда: отмель перед входом в пещеру залита, вода доходит до колен. Залив весь забит льдом, а ветер и течение с моря гнали в его узкое горло всё новые льдины. Прилив поднимал их выше и выше. Вот-вот они двинутся на отмель. Промедли Ванюшка ещё минутку, и лёд замуровал бы его в пещере. А сейчас та же минута промедления — и льдины прижмут, раздавят его о скалу.

Ванюшка сам не помнил, как его рука ощупью нашла едва заметную опору на скале над входом в пещеру. Другая такая же опора нашлась для ноги, ещё… и он как на крыльях взлетел и распластался, прилепившись к отвесной стене.

В то же мгновение стена эта дрогнула от страшного удара. Груды ледяных осколков взлетели на воздух, что-то с силой стукнуло Ванюшку по ноге, но сгоряча он не почувствовал боли. Он понимал: долго так на стене удержаться невозможно.

А льдины грохотали внизу и лезли всё выше. Выше! На счастье, рукавицы он снял, когда выбирался из пещеры. Только пальцами без рукавиц можно было нащупывать еле заметные выступы стены и за них цепляться. И он цеплялся, полз, смотрел только вверх, чтобы голова не кружилась.

Ещё! Ещё! Последним усилием Ванюшка ухватился за выступ на верху стены, перевалился через край, грудью лёг на него. Ноги остались висеть над пропастью, тяжёлые, нет сил их подтянуть.

В отчаянии он поднял голову, осмотрелся… Что-то мелькнуло перед самыми глазами, раздался слабый писк, и всё исчезло.

Птица! Он не успел разобрать — какая. Ветер кружил её, беспомощную, бороться с ним она не могла.

— А я могу! — вдруг сказал Ванюшка. Ему показалось, он крикнул громко, хоть на самом деле сказал чуть слышно. Но от этого слова у него и сила вдруг появилась: ноги шевельнулись и медленно перевалились за край утёса. «Могу!» — хотел повторить он. Но силы хватило только отползти от самого края, чтобы ненароком не скатиться обратно вниз. И Ванюшка закрыл глаза.

Обморок постепенно перешёл в сон. Такой глубокий, что даже холод от мокрой одежды не скоро бы разбудил Ванюшку. Но вот во сне он почувствовал: что-то тёплое коснулось его лица. Ещё и ещё… точно дышит кто-то ему в застывшую щеку, лижет, греет её тёплым языком. Даже приятно. Да вдруг по-настоящему больно как схватит за ухо.